Пакуш Петр Исакович

Мой отец. 2 марта 1924 года рождения. Самый младший из пятерых ушедших на фронт сыновей моей бабушки. Вернувшийся домой живым и почти невредимым. Из Берлина. В марте 1947 года. Когда в сожжённой врагами белорусской деревне уже почти перестали ждать…

Пакуш Петр Исакович (Фото — из семейного архива Пакуш)

Пакуш Петр Исакович (Фото — из семейного архива Пакуш)


В армию ушел добровольцем: в 17 лет из ремесленного училища направлен в Воронежское артиллерийское — и сразу на фронт. С 1942 года — в самых жестоких боях: Степной фронт, Воронежский, Курcкая дуга, 1-ый Белорусский…

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)


Из военного билета: разведчик, наводчик орудия, командир взвода автоматчиков, контужен, неоднократно ранен. За форсирование Вислы (взвод первым прорвался и закрепился на берегу противника) награжден Орденом Славы.

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)


Боевые награды: Орден Славы, Орден Красной Звезды, Орден Отечественной войны, Медали «За освобождение Варшавы», «За Победу над Германией». И множество полуистлевших листков — Благодарности Командующего фронтом за Мужество и Героизм.

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)


И память — о таких же простых и добрых мальчиках 18-и, 19-и, 20-и лет, прошедших рядом с более взрослыми братьями, отцами и дедами все эти страшные годы, горевших в танках, тонувших в Висле, погибавших на улицах Берлина в 1945-ом…, но заслонивших собой страну, спасших всех нас, СПАСШИХ ДЕТЕЙ И ВНУКОВ НАШИХ.

С этой памятью, о погибших и выживших друзьях, мой самый добрый, самый лучший в мире отец не расставался все свои дни.

Мы все — опаленные этой войной. И Освященные. Светом людей, защитивших Жизнь. И потому Память о Них — это Честь для нас, Гордость наша и Долг наш. Священный. Во все времена.

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Тем мартовским вечером 1947-ого моя бабушка Аксинья тихонько устраивалась на ночь в своей землянке и думала свою тяжкую думу. Два года как закончилась война, а боль — только сильнее. И что «время лечит» — это не о них. Не о матерях.

Из пятерых сыновей-красавцев домой c фронта вернулся только старший — Павел, искалеченный и оглохший. Жил с женой рядом, в соседней землянке. Младшие, Дмитрий и Роман, оба офицеры, — погибли почти одновременно. Михаил, майор Советской Армии, пропал без вести уже в самом конце войны. Не вернулся и муж. А самый младшенький — Петро, Петрик, как ушел из родительского дома в 15 лет, в училище, после окончания семилетки, так и пошел оттуда дорогами войны. И не было о нем с тех пор у матери ни единой весточки. Да и ждать ее было негде: дотла сожжена деревня карателями в апреле 42-ого, разбрелись уцелевшие жители кто-где искать приют, и лишь очень немногие после войны вырыли землянки на месте сожженных домов: в отчаянной надежде дождаться все же своих — самых родненьких, самых любимых…, встретить их….

Два года прошло после войны….

Март 47-ого пьянил ранним теплом и талыми запахами, и подростки носились между землянками, радуясь теплу и своим детским шалостям.

Вдруг несколько мальчишек ворвались в землянку бабушки. Они наперебой кричали: «Петро вернулся! Ваш Петро вернулся!!! Он сюда идет!» Бабушка медленно встала, тихо проговорила: «Нельзя так шутить, детки. Нехорошо. Нет больше моего Петрика». В это время высокий красавец шагнул в проем землянки. Бабушка смотрела на него в темноте, пытаясь понять — кто этот мужчина и зачем? И вдруг по сердцу резанул до боли родной голос: «Мама! Это же я, мама! Это я! Твой сын Петро!».

Из Берлина добирался солдат. Последние 20 километров — пешком, едва угадывая местность, среди сожженных деревень. Лишь поздним вечером вышел к знакомым местам, за которой — родная деревня! А там — голое поле и черные остовы разрушенных печей, шалаши и землянки. «Враги сожгли родную хату…». Вездесущие мальчишки привели к землянке мамы.

Позже бабушка говорила, что не понимает одного: как она не умерла от счастья или не сошла с ума. В ту ночь деревня не спала. Разожгли костры. Дивились чуду — ушел из дома мальчик, вернулся мужчина. Радовались и плакали. Собрались все. Вспоминали своих… не пришедших к кострам. Радовались пришедшим и скорбели о тех, кто уже не придет никогда…

Была такая деревня — Подгать. Большая деревня в белорусском полесье, среди лесов и болот. Жили люди мирно, тихо, и в общем-то — счастливо. Когда началась война — с болью и слезами, под звуки единственной на селе гармошки — проводили на призывные пункты своих мужчин. Белоруссию немцы оккупировали стремительно. И так же быстро поняли, что спокойствия на этой земле им не будет. Рудобельская республика. Так называли район, в котором была и деревня отца. Из-за сильного партизанского движения немцы окончательно так и не покорили этот район: ночью никогда не оставались, мстили днем, высылая карательные экспедиции. О том, что случилось нечеловеческое: начали жечь деревни вместе с людьми — в отдаленных деревнях узнали не сразу.

Апрельским утром 42-ого хозяева крайней от леса избы проснулись от отчаянного стука в окна и окаменели. Седой старик в окне выглядел жутко. В одном белье, лицо в крови и саже, задыхаясь он кричал: «Люди, бегите! Спасайтесь, люди! Хвойню спалили! С людьми спалили! Сюда едут! Бегите люди!».

Старику было 70 лет. Людей на рассвете согнали в 3 колхозных сарая, по пути срывая одежду, двери заколотили и подожгли. Почти полторы тысячи человек. Старик был крепким. И когда рухнула стена его сарая и дымом прикрыло спасительную дыру — бросился бежать. Босиком, по снегу и подтаявшему болоту. Немцы стреляли вслед, пытаясь не выпустить единственного свидетеля, но дым от живьем горящих людей прикрыл убегавшего старика.

Немцы шли по пятам, но грузовики застревали в болоте и им приходилось делать настил из деревьев: греблю.

Старик ушел и добежал до Подгати на какие-то полчаса раньше карателей. Он дал жизнь всем, кто сразу бросился в спасительное болото. И моей бабушке тоже. Чтобы она смогла потом встретить своего Петрика. А 27 человек не смогли уйти. Кто не решился, кто замешкался — не мог поверить, что людей вот просто так — приедут и сожгут! Среди них был и человек по имени Бенька. Его жена с 2-мя сыновьями и красавицей дочкой бежали вместе с людьми. Бенька был хромым, и он — остался. Каратели были в ярости: куда, в какую сторону убежали люди?! 26 раз задавал офицер этот вопрос. И уже 26 выстрелов разорвали тишину молчавших людей. Бенька был последним, 27-мым. Он посмотрел на трупы сельчан и махнул рукой в сторону убегавших. ЧТО он думал в эту минуту?! Может, надеялся что — не догонят?!

5 километров по лесу было до непроходимого полесского болота. Люди выбились из сил, но успели на какие-то минуты опередить карателей. Те, в ярости, чесанули по болоту из пулеметов. Только одна пуля настигла убегавших. То была пуля для девочки-подростка: дочери Беньки. Страшная кара Господня. Из тех, что — «врагу не пожелаешь…». Сейчас там, на окраине леса, перед болотом, стоит скромный памятник. Сыновья Беньки поставили на месте гибели своей сестры.

Дорогами войны. Отец не любил рассказывать о войне. Вернее, не мог. Губы начинали дрожать, а на глазах были слезы. Так же — и мама. И мы потому не любили спрашивать: тяжело было смотреть на страдающих от воспоминаний родителей. В памяти осталось очень немногое. То, о чем отец иногда говорил. Когда началась война, их всех допризывников из училища, из Белоруссии, погрузили в товарняк и отправили в Воронеж. Оттуда он и ушел на фронт. Из военного билета: Степной, Воронежский, 1-ый Белорусский фронт. Все четыре года под пулями. Прошел всю Европу, освобождал Варшаву, участвовал в наступлении на Берлин, все эти вехи отмечены Благодарностями Верховного Главнокомандующего, по которым смело можно изучать географию Европы.

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)

В марте 45-ого моему отцу исполнился 21 год, а за плечами уже шел четвертый год его сражения на фронтах войны. Он был уже награжден орденами и медалями высшей солдатской доблести: Орден Славы, Орден Красной Звезды, Орден Отечественной войны, Медали «За освобождение Варшавы», «За Победу над Германией».

Жесточайшие бои и самое страшное: потеря друзей. Затем — 2 года в группировке советских войск в Германии. Демобилизация в 23 года. Сожженное село. Страшная весть о гибели отца и троих братьев. В гибель брата Михаила, пропавшего без вести, отец не хотел верить до конца своих дней. Делал запросы, искал. Он снился ему живым. Может потому, что однажды на горьких дорогах войны едва не случилось чудо: состав с раненым отцом уходил вглубь страны, а в обратном направлении шел новый эшелон. И на какой-то станции они оба остановились, и ходячие раненые пытались добыть кипяток, и земляк отца, на ходу впрыгивая в трогающийся состав, захлебываясь кричал: «Пакуш! Петро! Там, в том вагоне Мишка ваш! Он уже майор! Я ему сказал! Он бросился к тебе! Но их состав уходил и он вернулся!».

Отец рванулся к окну, но оба эшелона набирали скорость. Всю жизнь — отца и грела и обжигала эта несостоявшаяся встреча.

Из Берлина отец привез трофейный баян. Где и каким чудом мальчик из бедной полесской деревни уловил эту сказку гармонии звуков?! Но музыкант он был, как говорят, «от Бога!». Мелодии подбирал быстро и на слух, играл душой, всем сердцем: равнодушных к этому не оставалось. Так и прошел до конца войны с баяном. Любил рассказывать, как «Прощание славянки!» играл на улицах Берлина. И фотография есть — он в центре, с друзьями в Берлине. И был очень счастлив, когда его внуки, Вероника и Сережа, окончили музыкальную школу. Сделал им царский подарок: купил пианино. Очень любил их, гордился, что блестяще учились, учил главному — всегда помогать людям.

(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)


Еще — отец был очень добр. По жизни. Вся порода у них была такая. Помню рассказ отца, как ворвались при наступлении в подвал какого-то богатого немецкого замка. Немцы сбежали совсем недавно, одну очень старую немку, видимо не смогли взять с собой. Она лежала в кровати и с ужасом смотрела на русских. Молоденький лейтенант на бегу поднял автомат: «она все равно умрет!». Отец бросился к нему, отвел дуло, пули изрешетили потолок. Очень быстро придвинул к кровати бутылки с водой, вскрыл консервы и бросился догонять своих. У выхода обернулся: седая старушка непрерывно крестила его своей немощной рукой.

Думаю, под сенью Божьего Креста и душевной красоты он и прожил всю свою простую и честную жизнь: сначала на родном полесье, а последние годы — в Сургуте, с нами, детьми, и моей мамой — таким же светлым мудрым и добрым человеком как и мой отец. Они пережили боль, которую трудно понять в наше время, помню, как мама однажды сказала: «Знаешь, Петро. Мы редко рассказываем про это детям. И даже наши дети слушают про все это, как про сказку. А их дети совсем ничего знать не будут? А это забывать нельзя!»

Как наказ нам всем, что ЭТО ЗАБЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ! — пусть служат эти наши драгоценные частицы воспоминаний: «О НИХ… ЛЮБИМЫХ…РОДНЫХ…ДОРОГИХ!»
(Фото — из семейного архива Пакуш)

(Фото — из семейного архива Пакуш)


Память народа

Подлинные документы о Второй мировой войне

Подвиг народа

Архивные документы воинов Великой Отечественной войны

Мемориал

Обобщенный банк данных о погибших и пропавших без вести защитниках Отечества